Походная колонна полка миновала очередной эстонский хутор. С хуторского пригорка спустились и пересекли небольшой ручей по деревянному мостику, вскоре углубились в лес. Впереди колонны шли поредевшие в ходе наступления стрелковые роты. Наша миномётная рота с минометами на повозках находилась где-то ближе к хвосту колонны, чем к голове.
Уже значительная часть колонны втянулась в лес, когда мы только подошли к его окраине. Справа от нашей полевой дороги, извиваясь в неглубокой балке, бежал пересеченный возле хутора ручей.
Как всегда, идем по обочине рядом с повозками, кто справа, кто слева. Я шёл справа от дороги, ближе к ручью. У кого карабин, как положено по уставу, на ремне, на плече, кто на шею повесил и руки на него положил, кто за ствол несёт его как дубинку на плече, а кто похитрее, для облегчения своего шага, сунул свое личное оружие на повозку к минометам. А ездовые, те вообще попрятали свои винтовки поглубже в повозки, под передки, чтобы случайно не потерять.
Идем. Скрипят колёса повозок, похрапывают лошади, топот солдатских ног, приглушенных разговор. Усталость.
Один небольшого роста паренек свернул с обочины к ручью, то ли напиться, то ли просто ополоснуть лицо, а возможно и по другим человеческим надобностям. Выскакивает обратно на дорогу бледный, с расширенными от испуга глазами, приглушенно кричит: «Немцы!»
Срываю плеча карабин и безо всякой команды бегу в сторону ручья, щелкаю затвором, досылаю по ходу патроны в патронник. Слышу по сторонам топот и других оказавшихся близко миномётчиков. Выскакиваю на небольшую проталинку у ручья. Прямо на меня, в лицо, метрах в 20-30 из-под обрыва у ручья страшно торчит дуло немецкого пулемёта на треножнике. У пулемёта лежат трое немцев в касках, двое ещё позади.
Ну всё! Плюнет очередью! Конец! Свёртываться поздно! Мозг в момент величайшей опасности работает с величайшим напряжением, четко. Только опередить, не промахнуться! Стрелять стоя, с руки, с ходу промахнусь! Лечь – успею ли?! Пока ложусь, прошьёт! Мгновение! Решено! С колена! Приседаю на колено, мгновенно прицеливаюсь в среднего пулемётчика. Выстрел! Немного приподнявшись, пулемётчик опрокидывается навзничь, за берег ручья. Двое рядом с ним – моментально поднимают руки вверх, двое позади бросаются через ручей и скрываются в кустарнике леса, только топот и шум ветвей. Вдогонку им хлопают винтовочные выстрелы, за ними бегут наши солдаты, откуда-то из колонны к ним присоединяется незнакомый нам старший лейтенант. Он что-то кричит по-немецки вслед убегающим. Но их подгоняет смертельный страх. Их не догнать, все возвращаются.
Наши солдаты окружают сдавшихся, поднявших руки немецких солдат, в горячке схватки и от злости, что не догнали убегающих, бьют их кулаками по лицам. Из их носов и зубов появляется кровь. Это сдерживает наших солдат. Немцы трясутся, дрожат, бледные как полотно. Что-то лопочут. Никто ничего не понимает.
Миномётчики, немного поостыв. Матерят их самыми последними словами, отсутствующими в русских словарях. «Такие, разэтакие, почему в спины приготовились стрелять? Давайте на передовой лицом к лицу драться!» как будто на войне есть какие правила, как и в кого стрелять. Я после меткого выстрела и сражения пулемётчика стою в шоке.
В глазах темно, мне становится дурно, подкатывается тошнота и рвота к горлу. Дрожат руки и колени. Я плохо воспринимаю окружающее. Кружится голова. Хоть и врага, и на фронте, но всё-таки впервые в жизни, вот так, на глазах убил человека. Это не то, что стрельба из миномёта – там не видно, что натворила твоя мина. Сюда же напластован и страх от пережитого –был на волоске от смерти. Застрочи немецкий пулемётчик на мгновение раньше, а возможность такая определённо была, очередь срезала меня наповал. Уж больно близко перед глазами мерцал кружок дула пулемёта.
Немного очухавшись, подхожу к убитому пулемётчику. Пуля вошла в висок под нижний обрез каски. Пулемётчик такой же молодой паренёк, как и я, лет восемнадцати-двадцати. Изо рта пена и кровь. Отворачиваюсь. Кто-то из ребят помогает мне снять с немца сапоги (все мы в ботинках с обмотками). Даже кто-то безуспешно пытается это сделать. Я отхожу, меня мутит.
Не догнав удравших немцев, подходит старший лейтенант, достаёт у убитого с грудного кармана документы, командует забрать немецкий пулемёт, и уводит пленных. Убитый остаётся у ручья.
Всё происходит настолько быстро и скоротечно, что колонна и не останавливалась. Как двигалась, так и продолжает движение. Нам приходится догонять свои повозки бегом вдоль колонны. Я ещё долго не мог прийти в себя от пережитого. В тот день ничего не шло мне в рот, я уступаю свой обед товарищам по расчёту. Все прокручивается и прокручивается произошедшее в моих мыслях, лежит перед глазами убитый немецкий пулемётчик. Тяжело давит душу. Воевать тоже нужно привыкнуть: как к смертельной опасности для самого, так и к убийству врагов. Навсегда отпечаталось в памяти это событие.